Временное правительство
Министр торговли и промышленности – Александр Коновалов
Александр Коновалов – типичный скорее для двадцать первого века предприниматель с социальной ответственностью. Но, увы – это не оценили.
Из Википедии
Алекса́ндр Ива́нович Конова́лов (17 сентября (29 сентября) 1875 года, Москва — 28 января 1949, Париж) — крупный российский предприниматель, общественный и политический деятель. Член IV Государственной думы (1912—1917). Министр торговли и промышленности Временного правительства (1917).
Родился в семье вичугского фабриканта Ивана Александровича Коновалова (р. 1850) и дочери московского купца 1-й гильдии Екатерины Ивановны (в девичестве Александровой) (р. 1854).
Окончил гимназию в Костроме. Начал высшее образование на физико-математическом факультете Московского университета (1894—1895), продолжил — в профессионально-технической Школе прядения и ткачества в Мюльгаузене (Германия), стажировался на текстильных предприятиях Германии и Франции, жил в Англии. Музыкант-пианист, в 1892 и 1894 годах брал уроки у Сергея Рахманинова.
С 1897 года — председатель правления Товарищества мануфактур «Иван Коновалов с сыном» (ранее предприятиями управляла его мать Екатерина Ивановна). В 1905—1908 годах — председатель Комитета торговли и мануфактур города Костромы. Инициатор создания Хлопкового комитета при Московской бирже (1907). В 1908—1911 годах — товарищ председателя Московского биржевого комитета. Входил в состав учредителей Московского банка Рябушинских, Русского акционерного льнопромышленного общества, был председателем совета Российского взаимного страхового союза.
Был успешным предпринимателем, внедрял на предприятиях передовые технологии. Являлся сторонником патерналистской политики по отношению к рабочим для достижения социального мира. В 1900 году ввёл на своих фабриках 9-часовой рабочий день, запретил труд малолетних. За счет прибылей фирмы в Вичуге были построены бесплатные казармы для одиноких и семейных рабочих, возведены два посёлка из отдельных домов (они продавались работникам в рассрочку на 12 лет). По инициативе Коновалова были построены двухклассная школа для детей рабочих, бесплатные ясли на 160 детей, библиотека-читальня, богадельня, баня. Были организованы сберегательная касса и потребительское общество, которое снабжало рабочих товарами по более низкой цене, чем у местных торговцев. В 1912 году к столетию фирмы Коноваловых было построено новое здание больницы и родильного приюта. Последний крупный социальный проект Александра Коновалова — Народный дом в Вичуге, построенный в годы Первой мировой войны.
Патерналистская политика Коновалова привела к тому, что во время роста забастовочного движения на фабриках его Товарищества был гораздо более высокий уровень социальной стабильности, чем на других предприятиях отрасли.
В 1905 году начал участвовать в политической жизни, став одним из организаторов небольшой Торгово-промышленной партии, затем входил в состав Партии мирного обновления. Был одним из основателей и спонсоров либеральной газеты «Утро России». Принадлежал к группе молодых российских предпринимателей, в отличие от своих старших коллег, выступавших за социальные реформы и критически настроенных по отношению к политике правительства. Участвовал в «экономических беседах» — встречах предпринимателей с либерально настроенными учёными.
В 1912—1917 годах — член IV Государственной думы от Костромской губернии, входил в состав комиссий по финансам, по торговле и промышленности, по рабочему вопросу. В 1913—1914 годах — товарищ председателя Думы. Член фракции прогрессистов. В 1912 году стал одним из создателей и лидеров Прогрессивной партии. В июне 1913 года внёс в Думу законопроект по рабочему вопросу, предусматривавший такие охрану труда женщин и малолетних, строительство жилищ для рабочих, страхование по инвалидности, старости и др. В 1914 году был сторонником объединения всех оппозиционных сил (вплоть до большевиков) для внедумского противодействия политике правительства. С 1915 года — товарищ председателя Центрального военно-промышленного комитета, был одним из организаторов думского Прогрессивного блока (член Бюро), принадлежал к его левому крылу.
В марте — мае и сентябре — октябре 1917 года — министр торговли и промышленности Временного правительства. Автор акционерной реформы 1917 года, заменившей прежнее законодательство.
Весной 1917 года выступал против силового подавления выступлений леворадикальных (в том числе большевистских) политических сил. Сторонник компромиссов между предпринимателями и рабочими при сохранении свободы частной инициативы в промышленности. Решительный противник усиления государственного регулирования экономики и резкого увеличения налогообложения предпринимателей; в ситуации, когда большинство членов правительства в мае 1917 года поддержали его оппонентов — А. И. Шингарёва и М. И. Скобелева — ушёл в отставку. Накануне отставки, выступая на съезде военно-промышленных комитетов, заявил:
Антигосударственные тенденции, маскируя свою истинную сущность под лозунгом, гипнотизирующим народные массы, ведут Россию гигантскими шагами к катастрофе… Бросаемые в рабочую среду лозунги, возбуждающие темные инстинкты толпы, несут за собой разрушение, анархию и разгром общественной и государственной жизни… Свергая старый режим, мы твёрдо верили, что в условиях свободы страну ожидает мощное развитие производительных сил, но в настоящий момент не столько приходится думать о развитии производительных сил, сколько напрягать все усилия, чтобы спасти от полного разгрома те зачатки промышленной жизни, которые были выращены в темной обстановке старого режима.
Вернулся в состав Временного правительства в сентябре 1917 года, став как министром торговли и промышленности, так и заместителем министра-председателя. 25 октября (7 ноября) 1917 года, в условиях большевистской революции, вёл после отъезда А. Ф. Керенского из Петрограда последнее заседание Временного правительства. В тот же день вместе с другими министрами был арестован и заключён в Петропавловскую крепость. Находясь под стражей, был избран членом Учредительного собрания от кадетской партии.
В начале 1918 года был освобождён и эмигрировал во Францию.
Коновалов – удивительный для своего времени человек, предприниматель с социальной ответственностью. И это в то время, когда в стране бушевал социальный конфликт – причем не так как сейчас, словами – людей реально грабили и убивали.
«В первом составе Временного правительства я не помню, чтобы он играл заметную роль, ‒ вспоминал В.Д. Набоков. ‒ Чаще всего, мне кажется, он жаловался; жаловался на то, что Временное правительство не в достаточной степени занято разрухой промышленности, растущей не по дням, а по часам, ‒ разрухой, ввиду безмерно растущих требований рабочих. Красноречивым он никогда не был, он говорил чрезвычайно просто и искренно, так сказать, бесхитростно, но мне кажется, что раньше всего в его обращениях к Временному правительству зазвучали панические ноты. И в частных разговорах он нередко обращался к этим темам, словно искал одобрения и нравственной помощи».
Оставаясь сторонником компромисса между предпринимателями и рабочими при сохранении свободы частной инициативы в промышленности, министр стремился договориться с социалистами и потому выступал против силового подавления выступлений леворадикальных политических сил. Он обещал приложить все усилия, «чтобы обеспечить рабочему законодательству развитие, согласное с назревшими потребностями», с целью «поддержания социального мира в стране для победы над врагом». Вместе с тем, отстаивая интересы крупной буржуазии, Коновалов был решительным противником усиления государственного регулирования экономики и резкого увеличения налогообложения предпринимателей, которого требовали его оппоненты слева. В итоге из-за разногласий в этих вопросах с министром земледелия кадетом А.И. Шингаревым и министром труда меньшевиком М.И. Скобелевым, Коновалов в мае подал в отставку, поскольку был уверен в том, что «если хозяева не будут полноправными владельцами своих предприятий, то предприятия не смогут нормально работать и тогда неизбежен экономический тупик».
В 1917 году перед Временным правительством сразу встал вопрос – где взять деньги на продолжение войны.
А перед рабочими встал вопрос – где взять деньги на то чтобы купить хлеба.
Рабочие находились меж двух огней. С одной стороны – спекулянты вздували цены на все что пользовалось спросом и прежде всего – на продукты питания. С другой стороны – фабриканты не могли адекватно поднимать зарплаты.
Повышение зарплат тут же влекло рост цен на продукты. Замкнутый круг.
Был еще один момент. Фабрикант – вот он, тут, вот его предприятие, он никуда не уйдет от него. Спекулянт – свернулся, и нет его.
В 1916 году был принят закон о подоходном налоге. Сначала он был 20 %, потом Керенский поднял его до 80 %. Но его никто не платил так и так – не было механизма контроля.
Встал вопрос – кто платит за вечеринку.
Коновалов как мог, пытался соединить несоединимое. С одной стороны – он доказывал своему брату предпринимателю то, что надо поделиться чем-то, и возможно даже большим куском, чтобы не потерять все. С другой стороны – он пытался доказывать рабочим, что предприниматель не может платить им в три раза больше – только на 20 %. Или на 30 %.
Не верили ни те, ни другие. Ни предприниматели. Ни рабочие.
Предприниматели понимали, что уже через несколько дней рабочие придут еще. Что запросы рабочих бездонны, их нельзя удовлетворить, и происходящее это не честный и разумный компромисс, а попытка опытным путем выяснить, сколько хозяин может дать. Если он дает, значит, у него есть и надо просить еще и еще. Рабочие читали в газетах про военные сверхприбыли, и не хотели понять, что военные сверхприбыли каждую минуту сгорают в топке инфляции, и денег нет уже и на оборотный капитал, достаточный чтобы продолжать работать.
И как я уже писал – над всем над этим витала тень национализации.
Думаете, национализация это хорошо? Извольте – в феврале 1917 года Путиловский завод пошел на локаут, уволив тридцать с лишним тысяч человек. Но это все знают – а вот кто знает, что этот завод уже год был в госсобственности и это решение принимал директор, назначенный государством? И что именно госчиновник во главе крупнейшего машиностроительного предприятия России довел дело до того, что так и так пришлось бы на две – три недели останавливаться ввиду отсутствия сырья? Это все не частный капитал, это государственный управляющий на национализированном предприятии довел до такого. Но это не желали видеть и хотели дальше национализировать.
Хотя нет ни одного примера за всю войну, чтобы отстранение от чего-то частного бизнеса и вовлечение государства или земских властей – привело бы к улучшению ситуации. Обратных примеров хватало с лихвой. Однако, национализация отлично ложилась сразу на два мифа – мифа низов о социальной справедливости и мифа верхов о девелопментализме – плановом развитии экономики с опорой на структуры типа южнокорейских чеболей. Коммунисты не начали с нуля, коммунисты лишь продолжили экономическую политику начала 20 века и разница была только в том, что предприятия огосударствили (в оригинале предполагалось все же частное владение при накачке ликвидностью от полугосударственных банков на нерыночных условиях и непрозрачное распределение госзаказа), а квалифицированные управляющие и инженеры разбежались, оставив предприятия на бывших токарей и слесарей. Но отрицание свободного рыночного механизма и конкуренции как базовой экономической модели – в России берет свое начало еще в конце 19 века…
И потребовался семидесятилетний эксперимент, чтобы выяснить, к чему все это может привести. К беде.
Коновалов ушел из правительства в мае, чтобы вернуться в него в сентябре перед самым крахом. Был избран в ЦК партии кадетов. Несмотря на это, выступал за политику свойственную скорее меньшевикам. Важно – выступал за сепаратный мир с Германией. Если бы он был вовремя заключен – то, скорее всего, к власти пришли бы не большевики, а некая широкая коалиция из меньшевиков, левых кадетов и правых эсеров. И их политикой скорее всего был бы сразу НЭП (в оригинале это экономическая программа меньшевика Рожкова, украденная Лениным). Как и меньшевики выступал за отмену уголовного наказания за стачки, политику ограничения военных прибылей (хотя совершенно непонятно было, как фактически это сделать, да и основную прибыль уже имели спекулянты), широкое использование легальных рабочих организаций, профсоюзное движение и «примирительные камеры» между рабочими и владельцами предприятий.
Немного пофантазируем – если бы Коновалов и его товарищи смогли бы добиться выполнения своих требований и заключили бы сепаратный мир – смогли бы они избежать экономического коллапса и гражданской войны как большевики? Ну… шансы были и неплохие. Но не факт. За это говорит тот факт, что в случае сепаратного мира с Германией – Россия смогла бы выгодно торговать с Германией и Австро-Венгрией и быстро поправить свои дела. Какого-то варианта стихийного земельного передела не удалось избежать бы в любом случае – в конце концов, Кривошеин, последний русский премьер (при Врангеле) пошел на то же что и большевики – фактически узаконил земельные захваты. Но крестьяне, как показали последние выборы – не слишком то доверяли большевикам, а в городах без войны и антивоенной пропаганды большевики были бы всего лишь одной из многих левых партий и их программа мало отличалась от других.
Неприятностей стоило бы в таком случае ждать от двух вопросов:
- национального.
- правого.
Проблема в том, что правые в таком случае были бы полностью выкинуты из политики. В любом нормальном обществе политика искусство компромисса – но тут правые должны были уступить многое, не получив в итоге ничего. Смирились бы они с этим? Почти наверняка – нет, с чего им смиряться? Взрывоопасным было бы, как и в реальности, казачество – попытка заставить поделиться землей с иногородними тут же привела бы к бунту. Людей, мечтающих о реванше, было бы много – казаки, предприниматели, дворяне, помещики, офицерство. Оружия в стране тоже было море разливанное…
Еще один вопрос – а что делать со спекулянтами. Коновалов, сам предприниматель, уговаривал поделиться прибылями своего брата предпринимателя – но всем ведь понятно, что в условиях дефицита и нарастающей инфляции прибыли были не у производственников, а у перепродавцов. А их было найти и тем более заставить поделиться нереально – они быстры, мобильны, не имеют собственности, которая их к чему-то привязывает. Именно мешочники и спекулянты, по сути, сорвали попытку с ходу прорваться к коммунизму, вынудив Ленина переходить к НЭПу. Спекулянты – не переводились ни в какое время, ни во время войны, ни в тридцатые, ни в семидесятые и, в конце концов, доконали страну. И даже введенный Хрущевым расстрел – не помог. И что с ними было делать?
Коновалов пытался реализовать свои планы вне правительства, не получилось – и в конечном итоге он пошел на призыв Керенского, вошел в третий состав Временного правительства и был арестован большевиками.
Из воспоминаний полковника Федора Винберга, сидевшего в Петропавловской крепости вместе с министрами Временного правительства:
…Бывшие министры имели измученный вид. Их очень жалко, особенно когда вспомнишь, как они, скрепя сердце, поддавшись уговариваниям Керенского, согласились вступить в ряды министерства на последние три недели власти бывшего в агонии Временного правительства.
Нет сомнения, что в то время ими уже не могло руководить никакое честолюбивое соображение или чувство личного тщеславия, ибо было уже вполне ясно, что дело Керенского безнадежно скомпрометировано и будущего иметь не может. Тем не менее, они согласились сделать последнюю попытку спасения их общего дела и, вступив в коалицию с министрами-социалистами, своим участием в кабинете испробовали последний козырь бесталанной ставки: пойдя на такой компромисс, они, очевидно, руководствовались сознанием необходимости исполнить свой гражданский долг и тем совершить акт доблести и мужества.
Воздавая им должное, не следует, впрочем, закрывать глаза и на оборотную сторону медали. Я не могу не вспомнить, что трое из этих четырех министров, Коновалов, Третьяков и Смирнов, увлеченные общим революционным настроением русского общества, нашедшим живой отклик в московской крупной промышленной среде, жертвовали широко свои миллионы на дело подготовлявшегося Февральского переворота.
Революционная действительность жестоко обманула их чаяния и иллюзии, показала им, каково бывает тем, кто, не зная и не понимая достаточно умно общей государственной обстановки и сути своего народа, берется за ломку государства и управление путями народной жизни. Роковое легкомыслие ныне превратило былых честолюбивых финансистов в разочарованных, потрясенных, виноватых и кающихся грешников, перед самими собой и перед Родиной. Александр Иванович Коновалов кажется мне самым потрясенным из всех: чувствуется, как глубоко Третьяков и он разочарованы. Он рассказывал мне, сколько добра им было сделано своим рабочим на принадлежащих ему фабриках, какие дворцы были им построены для них, с какой заботой он обставил их всем возможным комфортом, всеми мерами обеспечив счастливое существование их и их семейств. Как везде, и его заботы были оплачены черной неблагодарностью. Он до крайней меры измучился и изнервничался за все это тяжелое для него время мытарств и постоянного беспокойства за свою жизнь; еще вчера вечером у него расходились нервы до такой степени, что он разрыдался и долго не мог успокоиться».
Трагедия Коновалова – заставляет нас искать ответ на два вопроса
1. Может ли один человек, лично честный и настроенный на примирение, своими благими деяниями предотвратить жесткий социальный конфликт либо в целом, либо хотя бы там, где он это может. И ответ – увы, нет. Взгляды Коновалова не стали ни нормой, ни даже большинством в предпринимательской среде. И если бы наверное в его родной Костроме, приедь он туда, рабочие наверняка поддержали бы его и заслуженно выбрали своим политическим лидером, то в Петрограде все что он делал, ничего не значило.
И это говорит о том, что в стране все же должна быть настоящая, а не для галочки публичная политика и общественная дискуссия. Не факт, что Коновалов успел бы убедить кого-то, но по крайней мере у него была бы попытка.
2. Кто в итоге больше всего пострадал от того что на смену Коновалову и Керенскому пришли Ленин и Троцкий.
Как ни странно – первые пострадавшие сами рабочие. Коновалов и Керенский уехали. А рабочие остались. И они приняли огосударствление своих предприятий, не понимая одной важной вещи. С частным владельцем можно договариваться. Можно против него бастовать. Государство в этом случае выступает посредником. Честным или не честным – но посредником. И совсем другое – когда государство выступает и собственником производства и посредником. Тогда оно просто говорит «надо!» - и всё. Платит сколько может, а работай, как заставят…
ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
УКАЗ
от 26 июня 1940 года
О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений
Утверждён Законом СССР от 7 августа 1940 года «Об утверждении Указа Президиума Верховного Совета СССР „О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений“»
Согласно представлению Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Союзов — Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
1. Увеличить продолжительность рабочего дня рабочих и служащих во всех государственных, кооперативных и общественных предприятиях и учреждениях:
с семи до восьми часов — на предприятиях с семичасовым рабочим днем;
с шести до семи часов — на работах с шестичасовым рабочим днем, за исключением профессий с вредными условиями труда, по спискам, утверждаемым СНК СССР;
с шести до восьми часов — для служащих учреждений;
с шести до восьми часов — для лиц, достигших 16-ти лет.
2. Перевести во всех государственных, кооперативных и общественных предприятиях и учреждениях работу с шестидневки на семидневную неделю, считая седьмой день недели — воскресенье — днем отдыха.
3. Запретить самовольный уход рабочих и служащих из государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений, а также самовольный переход с одного предприятия на другое или из одного учреждения в другое.
Уход с предприятия и учреждения или переход с одного предприятия на другое и из одного учреждения в другое может разрешить только директор предприятия или начальник учреждения.
…
5. Установить, что рабочие и служащие, самовольно ушедшие из государственных, кооперативных и общественных предприятий или учреждений, предаются суду и по приговору народного суда подвергаются тюремному заключению сроком от 2-х месяцев до 4-х месяцев.
Установить, что за прогул без уважительной причины рабочие и служащие государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений предаются суду и по приговору народного суда караются исправительно — трудовыми работами по месту работы на срок до 6 месяцев с удержанием из заработной платы до 25 %.
В связи с этим отменить обязательное увольнение за прогул без уважительных причин.
Предложить народным судам все дела, указанные в настоящей статье, рассматривать не более чем в 5-дневный срок и приговоры по этим делам приводить в исполнение немедленно.
6. Установить, что директора предприятий и начальники учреждений за уклонение от предания суду лиц, виновных в самовольном уходе с предприятия и из учреждения, и лиц, виновных в прогулах без уважительных причин, — привлекаются к судебной ответственности.
Установить также, что директора предприятий и начальники учреждений, принявшие на работу укрывающихся от закона лиц, самовольно ушедших с предприятий и из учреждений, подвергаются судебной ответственности.
7. Настоящий Указ входит в силу с 27 июня 1940 г.
Это кстати уникальный момент - только в сталинском СССР профсоюзы боролись за то чтобы рабочие больше работали за те же или меньшие деньги.
Александр Коновалов – типичный скорее для двадцать первого века предприниматель с социальной ответственностью. Но, увы – это не оценили.
Из Википедии
Алекса́ндр Ива́нович Конова́лов (17 сентября (29 сентября) 1875 года, Москва — 28 января 1949, Париж) — крупный российский предприниматель, общественный и политический деятель. Член IV Государственной думы (1912—1917). Министр торговли и промышленности Временного правительства (1917).
Родился в семье вичугского фабриканта Ивана Александровича Коновалова (р. 1850) и дочери московского купца 1-й гильдии Екатерины Ивановны (в девичестве Александровой) (р. 1854).
Окончил гимназию в Костроме. Начал высшее образование на физико-математическом факультете Московского университета (1894—1895), продолжил — в профессионально-технической Школе прядения и ткачества в Мюльгаузене (Германия), стажировался на текстильных предприятиях Германии и Франции, жил в Англии. Музыкант-пианист, в 1892 и 1894 годах брал уроки у Сергея Рахманинова.
С 1897 года — председатель правления Товарищества мануфактур «Иван Коновалов с сыном» (ранее предприятиями управляла его мать Екатерина Ивановна). В 1905—1908 годах — председатель Комитета торговли и мануфактур города Костромы. Инициатор создания Хлопкового комитета при Московской бирже (1907). В 1908—1911 годах — товарищ председателя Московского биржевого комитета. Входил в состав учредителей Московского банка Рябушинских, Русского акционерного льнопромышленного общества, был председателем совета Российского взаимного страхового союза.
Был успешным предпринимателем, внедрял на предприятиях передовые технологии. Являлся сторонником патерналистской политики по отношению к рабочим для достижения социального мира. В 1900 году ввёл на своих фабриках 9-часовой рабочий день, запретил труд малолетних. За счет прибылей фирмы в Вичуге были построены бесплатные казармы для одиноких и семейных рабочих, возведены два посёлка из отдельных домов (они продавались работникам в рассрочку на 12 лет). По инициативе Коновалова были построены двухклассная школа для детей рабочих, бесплатные ясли на 160 детей, библиотека-читальня, богадельня, баня. Были организованы сберегательная касса и потребительское общество, которое снабжало рабочих товарами по более низкой цене, чем у местных торговцев. В 1912 году к столетию фирмы Коноваловых было построено новое здание больницы и родильного приюта. Последний крупный социальный проект Александра Коновалова — Народный дом в Вичуге, построенный в годы Первой мировой войны.
Патерналистская политика Коновалова привела к тому, что во время роста забастовочного движения на фабриках его Товарищества был гораздо более высокий уровень социальной стабильности, чем на других предприятиях отрасли.
В 1905 году начал участвовать в политической жизни, став одним из организаторов небольшой Торгово-промышленной партии, затем входил в состав Партии мирного обновления. Был одним из основателей и спонсоров либеральной газеты «Утро России». Принадлежал к группе молодых российских предпринимателей, в отличие от своих старших коллег, выступавших за социальные реформы и критически настроенных по отношению к политике правительства. Участвовал в «экономических беседах» — встречах предпринимателей с либерально настроенными учёными.
В 1912—1917 годах — член IV Государственной думы от Костромской губернии, входил в состав комиссий по финансам, по торговле и промышленности, по рабочему вопросу. В 1913—1914 годах — товарищ председателя Думы. Член фракции прогрессистов. В 1912 году стал одним из создателей и лидеров Прогрессивной партии. В июне 1913 года внёс в Думу законопроект по рабочему вопросу, предусматривавший такие охрану труда женщин и малолетних, строительство жилищ для рабочих, страхование по инвалидности, старости и др. В 1914 году был сторонником объединения всех оппозиционных сил (вплоть до большевиков) для внедумского противодействия политике правительства. С 1915 года — товарищ председателя Центрального военно-промышленного комитета, был одним из организаторов думского Прогрессивного блока (член Бюро), принадлежал к его левому крылу.
В марте — мае и сентябре — октябре 1917 года — министр торговли и промышленности Временного правительства. Автор акционерной реформы 1917 года, заменившей прежнее законодательство.
Весной 1917 года выступал против силового подавления выступлений леворадикальных (в том числе большевистских) политических сил. Сторонник компромиссов между предпринимателями и рабочими при сохранении свободы частной инициативы в промышленности. Решительный противник усиления государственного регулирования экономики и резкого увеличения налогообложения предпринимателей; в ситуации, когда большинство членов правительства в мае 1917 года поддержали его оппонентов — А. И. Шингарёва и М. И. Скобелева — ушёл в отставку. Накануне отставки, выступая на съезде военно-промышленных комитетов, заявил:
Антигосударственные тенденции, маскируя свою истинную сущность под лозунгом, гипнотизирующим народные массы, ведут Россию гигантскими шагами к катастрофе… Бросаемые в рабочую среду лозунги, возбуждающие темные инстинкты толпы, несут за собой разрушение, анархию и разгром общественной и государственной жизни… Свергая старый режим, мы твёрдо верили, что в условиях свободы страну ожидает мощное развитие производительных сил, но в настоящий момент не столько приходится думать о развитии производительных сил, сколько напрягать все усилия, чтобы спасти от полного разгрома те зачатки промышленной жизни, которые были выращены в темной обстановке старого режима.
Вернулся в состав Временного правительства в сентябре 1917 года, став как министром торговли и промышленности, так и заместителем министра-председателя. 25 октября (7 ноября) 1917 года, в условиях большевистской революции, вёл после отъезда А. Ф. Керенского из Петрограда последнее заседание Временного правительства. В тот же день вместе с другими министрами был арестован и заключён в Петропавловскую крепость. Находясь под стражей, был избран членом Учредительного собрания от кадетской партии.
В начале 1918 года был освобождён и эмигрировал во Францию.
Коновалов – удивительный для своего времени человек, предприниматель с социальной ответственностью. И это в то время, когда в стране бушевал социальный конфликт – причем не так как сейчас, словами – людей реально грабили и убивали.
«В первом составе Временного правительства я не помню, чтобы он играл заметную роль, ‒ вспоминал В.Д. Набоков. ‒ Чаще всего, мне кажется, он жаловался; жаловался на то, что Временное правительство не в достаточной степени занято разрухой промышленности, растущей не по дням, а по часам, ‒ разрухой, ввиду безмерно растущих требований рабочих. Красноречивым он никогда не был, он говорил чрезвычайно просто и искренно, так сказать, бесхитростно, но мне кажется, что раньше всего в его обращениях к Временному правительству зазвучали панические ноты. И в частных разговорах он нередко обращался к этим темам, словно искал одобрения и нравственной помощи».
Оставаясь сторонником компромисса между предпринимателями и рабочими при сохранении свободы частной инициативы в промышленности, министр стремился договориться с социалистами и потому выступал против силового подавления выступлений леворадикальных политических сил. Он обещал приложить все усилия, «чтобы обеспечить рабочему законодательству развитие, согласное с назревшими потребностями», с целью «поддержания социального мира в стране для победы над врагом». Вместе с тем, отстаивая интересы крупной буржуазии, Коновалов был решительным противником усиления государственного регулирования экономики и резкого увеличения налогообложения предпринимателей, которого требовали его оппоненты слева. В итоге из-за разногласий в этих вопросах с министром земледелия кадетом А.И. Шингаревым и министром труда меньшевиком М.И. Скобелевым, Коновалов в мае подал в отставку, поскольку был уверен в том, что «если хозяева не будут полноправными владельцами своих предприятий, то предприятия не смогут нормально работать и тогда неизбежен экономический тупик».
В 1917 году перед Временным правительством сразу встал вопрос – где взять деньги на продолжение войны.
А перед рабочими встал вопрос – где взять деньги на то чтобы купить хлеба.
Рабочие находились меж двух огней. С одной стороны – спекулянты вздували цены на все что пользовалось спросом и прежде всего – на продукты питания. С другой стороны – фабриканты не могли адекватно поднимать зарплаты.
Повышение зарплат тут же влекло рост цен на продукты. Замкнутый круг.
Был еще один момент. Фабрикант – вот он, тут, вот его предприятие, он никуда не уйдет от него. Спекулянт – свернулся, и нет его.
В 1916 году был принят закон о подоходном налоге. Сначала он был 20 %, потом Керенский поднял его до 80 %. Но его никто не платил так и так – не было механизма контроля.
Встал вопрос – кто платит за вечеринку.
Коновалов как мог, пытался соединить несоединимое. С одной стороны – он доказывал своему брату предпринимателю то, что надо поделиться чем-то, и возможно даже большим куском, чтобы не потерять все. С другой стороны – он пытался доказывать рабочим, что предприниматель не может платить им в три раза больше – только на 20 %. Или на 30 %.
Не верили ни те, ни другие. Ни предприниматели. Ни рабочие.
Предприниматели понимали, что уже через несколько дней рабочие придут еще. Что запросы рабочих бездонны, их нельзя удовлетворить, и происходящее это не честный и разумный компромисс, а попытка опытным путем выяснить, сколько хозяин может дать. Если он дает, значит, у него есть и надо просить еще и еще. Рабочие читали в газетах про военные сверхприбыли, и не хотели понять, что военные сверхприбыли каждую минуту сгорают в топке инфляции, и денег нет уже и на оборотный капитал, достаточный чтобы продолжать работать.
И как я уже писал – над всем над этим витала тень национализации.
Думаете, национализация это хорошо? Извольте – в феврале 1917 года Путиловский завод пошел на локаут, уволив тридцать с лишним тысяч человек. Но это все знают – а вот кто знает, что этот завод уже год был в госсобственности и это решение принимал директор, назначенный государством? И что именно госчиновник во главе крупнейшего машиностроительного предприятия России довел дело до того, что так и так пришлось бы на две – три недели останавливаться ввиду отсутствия сырья? Это все не частный капитал, это государственный управляющий на национализированном предприятии довел до такого. Но это не желали видеть и хотели дальше национализировать.
Хотя нет ни одного примера за всю войну, чтобы отстранение от чего-то частного бизнеса и вовлечение государства или земских властей – привело бы к улучшению ситуации. Обратных примеров хватало с лихвой. Однако, национализация отлично ложилась сразу на два мифа – мифа низов о социальной справедливости и мифа верхов о девелопментализме – плановом развитии экономики с опорой на структуры типа южнокорейских чеболей. Коммунисты не начали с нуля, коммунисты лишь продолжили экономическую политику начала 20 века и разница была только в том, что предприятия огосударствили (в оригинале предполагалось все же частное владение при накачке ликвидностью от полугосударственных банков на нерыночных условиях и непрозрачное распределение госзаказа), а квалифицированные управляющие и инженеры разбежались, оставив предприятия на бывших токарей и слесарей. Но отрицание свободного рыночного механизма и конкуренции как базовой экономической модели – в России берет свое начало еще в конце 19 века…
И потребовался семидесятилетний эксперимент, чтобы выяснить, к чему все это может привести. К беде.
Коновалов ушел из правительства в мае, чтобы вернуться в него в сентябре перед самым крахом. Был избран в ЦК партии кадетов. Несмотря на это, выступал за политику свойственную скорее меньшевикам. Важно – выступал за сепаратный мир с Германией. Если бы он был вовремя заключен – то, скорее всего, к власти пришли бы не большевики, а некая широкая коалиция из меньшевиков, левых кадетов и правых эсеров. И их политикой скорее всего был бы сразу НЭП (в оригинале это экономическая программа меньшевика Рожкова, украденная Лениным). Как и меньшевики выступал за отмену уголовного наказания за стачки, политику ограничения военных прибылей (хотя совершенно непонятно было, как фактически это сделать, да и основную прибыль уже имели спекулянты), широкое использование легальных рабочих организаций, профсоюзное движение и «примирительные камеры» между рабочими и владельцами предприятий.
Немного пофантазируем – если бы Коновалов и его товарищи смогли бы добиться выполнения своих требований и заключили бы сепаратный мир – смогли бы они избежать экономического коллапса и гражданской войны как большевики? Ну… шансы были и неплохие. Но не факт. За это говорит тот факт, что в случае сепаратного мира с Германией – Россия смогла бы выгодно торговать с Германией и Австро-Венгрией и быстро поправить свои дела. Какого-то варианта стихийного земельного передела не удалось избежать бы в любом случае – в конце концов, Кривошеин, последний русский премьер (при Врангеле) пошел на то же что и большевики – фактически узаконил земельные захваты. Но крестьяне, как показали последние выборы – не слишком то доверяли большевикам, а в городах без войны и антивоенной пропаганды большевики были бы всего лишь одной из многих левых партий и их программа мало отличалась от других.
Неприятностей стоило бы в таком случае ждать от двух вопросов:
- национального.
- правого.
Проблема в том, что правые в таком случае были бы полностью выкинуты из политики. В любом нормальном обществе политика искусство компромисса – но тут правые должны были уступить многое, не получив в итоге ничего. Смирились бы они с этим? Почти наверняка – нет, с чего им смиряться? Взрывоопасным было бы, как и в реальности, казачество – попытка заставить поделиться землей с иногородними тут же привела бы к бунту. Людей, мечтающих о реванше, было бы много – казаки, предприниматели, дворяне, помещики, офицерство. Оружия в стране тоже было море разливанное…
Еще один вопрос – а что делать со спекулянтами. Коновалов, сам предприниматель, уговаривал поделиться прибылями своего брата предпринимателя – но всем ведь понятно, что в условиях дефицита и нарастающей инфляции прибыли были не у производственников, а у перепродавцов. А их было найти и тем более заставить поделиться нереально – они быстры, мобильны, не имеют собственности, которая их к чему-то привязывает. Именно мешочники и спекулянты, по сути, сорвали попытку с ходу прорваться к коммунизму, вынудив Ленина переходить к НЭПу. Спекулянты – не переводились ни в какое время, ни во время войны, ни в тридцатые, ни в семидесятые и, в конце концов, доконали страну. И даже введенный Хрущевым расстрел – не помог. И что с ними было делать?
Коновалов пытался реализовать свои планы вне правительства, не получилось – и в конечном итоге он пошел на призыв Керенского, вошел в третий состав Временного правительства и был арестован большевиками.
Из воспоминаний полковника Федора Винберга, сидевшего в Петропавловской крепости вместе с министрами Временного правительства:
…Бывшие министры имели измученный вид. Их очень жалко, особенно когда вспомнишь, как они, скрепя сердце, поддавшись уговариваниям Керенского, согласились вступить в ряды министерства на последние три недели власти бывшего в агонии Временного правительства.
Нет сомнения, что в то время ими уже не могло руководить никакое честолюбивое соображение или чувство личного тщеславия, ибо было уже вполне ясно, что дело Керенского безнадежно скомпрометировано и будущего иметь не может. Тем не менее, они согласились сделать последнюю попытку спасения их общего дела и, вступив в коалицию с министрами-социалистами, своим участием в кабинете испробовали последний козырь бесталанной ставки: пойдя на такой компромисс, они, очевидно, руководствовались сознанием необходимости исполнить свой гражданский долг и тем совершить акт доблести и мужества.
Воздавая им должное, не следует, впрочем, закрывать глаза и на оборотную сторону медали. Я не могу не вспомнить, что трое из этих четырех министров, Коновалов, Третьяков и Смирнов, увлеченные общим революционным настроением русского общества, нашедшим живой отклик в московской крупной промышленной среде, жертвовали широко свои миллионы на дело подготовлявшегося Февральского переворота.
Революционная действительность жестоко обманула их чаяния и иллюзии, показала им, каково бывает тем, кто, не зная и не понимая достаточно умно общей государственной обстановки и сути своего народа, берется за ломку государства и управление путями народной жизни. Роковое легкомыслие ныне превратило былых честолюбивых финансистов в разочарованных, потрясенных, виноватых и кающихся грешников, перед самими собой и перед Родиной. Александр Иванович Коновалов кажется мне самым потрясенным из всех: чувствуется, как глубоко Третьяков и он разочарованы. Он рассказывал мне, сколько добра им было сделано своим рабочим на принадлежащих ему фабриках, какие дворцы были им построены для них, с какой заботой он обставил их всем возможным комфортом, всеми мерами обеспечив счастливое существование их и их семейств. Как везде, и его заботы были оплачены черной неблагодарностью. Он до крайней меры измучился и изнервничался за все это тяжелое для него время мытарств и постоянного беспокойства за свою жизнь; еще вчера вечером у него расходились нервы до такой степени, что он разрыдался и долго не мог успокоиться».
Трагедия Коновалова – заставляет нас искать ответ на два вопроса
1. Может ли один человек, лично честный и настроенный на примирение, своими благими деяниями предотвратить жесткий социальный конфликт либо в целом, либо хотя бы там, где он это может. И ответ – увы, нет. Взгляды Коновалова не стали ни нормой, ни даже большинством в предпринимательской среде. И если бы наверное в его родной Костроме, приедь он туда, рабочие наверняка поддержали бы его и заслуженно выбрали своим политическим лидером, то в Петрограде все что он делал, ничего не значило.
И это говорит о том, что в стране все же должна быть настоящая, а не для галочки публичная политика и общественная дискуссия. Не факт, что Коновалов успел бы убедить кого-то, но по крайней мере у него была бы попытка.
2. Кто в итоге больше всего пострадал от того что на смену Коновалову и Керенскому пришли Ленин и Троцкий.
Как ни странно – первые пострадавшие сами рабочие. Коновалов и Керенский уехали. А рабочие остались. И они приняли огосударствление своих предприятий, не понимая одной важной вещи. С частным владельцем можно договариваться. Можно против него бастовать. Государство в этом случае выступает посредником. Честным или не честным – но посредником. И совсем другое – когда государство выступает и собственником производства и посредником. Тогда оно просто говорит «надо!» - и всё. Платит сколько может, а работай, как заставят…
ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
УКАЗ
от 26 июня 1940 года
О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений
Утверждён Законом СССР от 7 августа 1940 года «Об утверждении Указа Президиума Верховного Совета СССР „О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений“»
Согласно представлению Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Союзов — Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
1. Увеличить продолжительность рабочего дня рабочих и служащих во всех государственных, кооперативных и общественных предприятиях и учреждениях:
с семи до восьми часов — на предприятиях с семичасовым рабочим днем;
с шести до семи часов — на работах с шестичасовым рабочим днем, за исключением профессий с вредными условиями труда, по спискам, утверждаемым СНК СССР;
с шести до восьми часов — для служащих учреждений;
с шести до восьми часов — для лиц, достигших 16-ти лет.
2. Перевести во всех государственных, кооперативных и общественных предприятиях и учреждениях работу с шестидневки на семидневную неделю, считая седьмой день недели — воскресенье — днем отдыха.
3. Запретить самовольный уход рабочих и служащих из государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений, а также самовольный переход с одного предприятия на другое или из одного учреждения в другое.
Уход с предприятия и учреждения или переход с одного предприятия на другое и из одного учреждения в другое может разрешить только директор предприятия или начальник учреждения.
…
5. Установить, что рабочие и служащие, самовольно ушедшие из государственных, кооперативных и общественных предприятий или учреждений, предаются суду и по приговору народного суда подвергаются тюремному заключению сроком от 2-х месяцев до 4-х месяцев.
Установить, что за прогул без уважительной причины рабочие и служащие государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений предаются суду и по приговору народного суда караются исправительно — трудовыми работами по месту работы на срок до 6 месяцев с удержанием из заработной платы до 25 %.
В связи с этим отменить обязательное увольнение за прогул без уважительных причин.
Предложить народным судам все дела, указанные в настоящей статье, рассматривать не более чем в 5-дневный срок и приговоры по этим делам приводить в исполнение немедленно.
6. Установить, что директора предприятий и начальники учреждений за уклонение от предания суду лиц, виновных в самовольном уходе с предприятия и из учреждения, и лиц, виновных в прогулах без уважительных причин, — привлекаются к судебной ответственности.
Установить также, что директора предприятий и начальники учреждений, принявшие на работу укрывающихся от закона лиц, самовольно ушедших с предприятий и из учреждений, подвергаются судебной ответственности.
7. Настоящий Указ входит в силу с 27 июня 1940 г.
Это кстати уникальный момент - только в сталинском СССР профсоюзы боролись за то чтобы рабочие больше работали за те же или меньшие деньги.