Империя

6.4. Мобилизация 1914 года

До сих пор, в общественном сознании существует противоречие между 1914 и 1917 годом – мол, в 1914 году власть и народ слились в патриотическом экстазе – а уже в 1917 году то ли под влиянием военных трудностей, то ли по банальному перепою народ – богоносец восстал и сверг императора.
На самом деле – это все очень далеко от истины. А истиной является вот что
- Народ воспринял войну крайне негативно с самого начала. Первые антивоенные выступления датируются еще августом 1914 года.
- Народ никогда не демонстрировал ни патриотического духа, ни единения с монархией. Все истории с патриотическими демонстрациями – плод усилий крайне правых, знаменитое явление царя народу после объявления манифеста и вставание на колени было – но чисто участников митинга завышено в несколько раз (примерно 25-30 тысяч), а встало на колени и того меньше. Еще в 1914 году крестьяне встречали слова о необходимости исполнить патриотический долг пьяным матом и дезертирством.
- Мобилизация была проведена плохо, уклонения от службы в армии и дезертирство с самого начала носили массовый характер. К 1917 году из армии дезертировало не менее 1,0 – 1,5 миллионов человек.
- Большей части народа было наплевать на страну, защищать ее он не собирался.
Теперь по фактам.
Как проходила мобилизация
ГА РФ. Ф. 102.
…толпа демонстрантов с фабрики Эриксона, увидев партию запасных около 100 человек, следовавшую в сопровождении околоточного надзирателя и двух городовых на сборный пункт, встретила их криками «долой войну!» и, окружив тесным кольцом, стала сопровождать партию с пением «Рабочей Марсельезы», требуя от полиции роспуска запасных по домам. Далее означенную партию запасных (частью смешавшихся с демонстрантами) встретила вторая толпа демонстрантов-«леснеровцев» и с криками «бей полицию!» набросилась на чинов полиции, сопровождавших запасных, причем все три полицейских чина были ушиблены камнями, а у одного из городовых, упавшего от удара камнем, кто-то из толпы отобрал револьвер.
…
Когда партия запасных нижних чинов, шедшая из Шлиссельбургского участка, проходила мимо здания Городской думы, позади запасных сгруппировалась толпа человек из пятидесяти и стала кричать «долой войну!», выкинула красный флаг с надписью «От товарищей, в память 21 марта 1912 года» и запела «Марсельезу». После этого на них набросилась группа патриотов и устроила драку, которую остановила подоспевшая полиция…
Пирейко А. В тылу и на фронте империалистической войны. Воспоминания рядового. Л., 1926.
Хотя демонстрация против войны и была устроена с участием как рабочих, так и запасных, но это была чисто стихийная демонстрация: скоплялись по центральным улицам; толпой запасных и рабочих был разорван в центре города, у памятника Петру Великому, патриотический флаг демонстрации черносотенцев; выбросили красное знамя с лозунгом „долой войну!“, запели „марсельезу“
…
Когда начали нас погружать в вагоны, раздались душераздирающие крики и плач женщин, родственников и близких мобилизованных… Жены мобилизованных от горя рвали на себе волосы, цеплялись за буфера вагонов, чтобы остановить отходящий поезд с близкими людьми. Вой поднялся такой, что казалось, будто отправляют людей на кладбище.
Юров И. История моей жизни
Огромная толпа простонародья – мужчин, женщин и детей. У многих мужчин, как они ни крепились, из глаз лились слезы, а все женщины истерически рыдали или скулили каким-то нечеловеческим голосом, держась обеими руками за своих мужей. Мужчины каким-то помертвевшим взглядом смотрели на оставляемых жен и детей. Глядя на все это, хотелось и самому завыть по-звериному от бессилья против этого великого и ужасного бедствия… В Устюге нам рассказывали, как женщина, имевшая пятерых детей, прощаясь с мужем, сошла с ума, а муж, видя это, от отчаяния удавился.
Городцов В. А. Дневники ученого.
Взяли N, знаете, у него осталась жена с пятью детьми. Идет он, а у самого лица нет. Один ребенок – на его руках, другого жена несет, а прочие ухватились за подол отца и матери и бегут по бокам. Мать причитает, плачет и дети ревут; аж жутко. И меня прошибла слеза.
ГА РФ. Ф. 102
Из письма москвички Вари от 22 июля 1914 г.:
Если бы ты, дорогой Ш., знал, что у нас делается! В городе тоска, – стыдно смотреть, кругом горе, всюду едут, идут с узлами, глаза заплаканные, женщины кричат. Где же подъем, о котором пишут газеты? Везде чувствуется, что войны не хотят. Ты, наверное, читаешь про оживление, про манифестации. Вечером ревут, – жутко становится, – двери запирают. Представь себе толпу без конца из подростков и хулиганов и полицейских. Лица неинтеллигентные, красные носы, нахальные глаза. Кричат, а сами смотрят, кому бы в зубы дать. Сегодня получила письмо из деревни, пишут: кругом один ужас, крики, стоны, рыдания не прекращаются.
Из этих страшных картин мы можем видеть следующее – мобилизация воспринималась без малейшего патриотического подъема, как страшное народное бедствие. Одновременно – городское население с ужасом смотрело на крестьян, как на чужаков, не узнавая своих. Это кстати не случайно – молодые крестьяне призывного возраста в обычное время не покидали деревни. По всем городским надобностям в город ходил глава семьи – большак, человек в возрасте и семейный. Сейчас – сотни тысяч молодых парней впервые оказались в городах…
Попав в город, эти оторванные от семьи крестьяне начинали с пьянки и погрома…
Арамилев В. В. В дыму войны…
В городке много пьяных. Винные и пивные лавки закрыты, но, очевидно, не казенкой единой пьяна Русь. Появились шинкари. Продают запрещенное вино по неслыханно высоким ценам…
Телеграмма городского головы Стерлитамака
Стерлитамаке более десяти тысяч запасных начались беспорядки угрожающие разгрому всего города. Разгром уже начался с винного склада который растащен. Надзиратель и помощник ранены полицейской стражей. Начались выстрелы. Магазины и лавки закрыты. Ожидаются их разгром и имущества жителей…
Управляющий акцизными сборами Томской губернии Лагунович
Возмущение запасных Томской губернии принимает характер мятежа.
Из частного письма Л. Блудовой о погроме в Барнауле
Мобилизация в Барнауле прошла с очень плохими последствиями: призванные запасные и ополченцы произвели разгром винного склада и магазинов с винными отделениями, сожгли их и целые два квартала у пристани. В пожаре погибло до четырехсот человек, грабивших вино и товары, а немало было убито выстрелами солдат, которых вызвали из лагерей для усмирения мятежа. В последнем участвовали жители окраин города – „шпана“, как их здесь называют, люди отчаянные, готовые на что угодно. С родителями шли и дети-подростки, о чем свидетельствуют их трупы, найденные под развалами сгоревших магазинов. Убытки от пожара исчисляются в 5 миллионов рублей. А началось все из-за пустяков: запасные были недовольны едой, другим ничего не досталось от казенной пищи, и вот они решили „с горя“ выпить и разбили винный склад, где совершенно случайно вспыхнул спирт и начался пожар.
Жизнь Алтая. 1914. 25 июля
В толпе стали раздаваться крики: „Не давай, ребята, тушить, пускай горят!“ Крики возымели действие: пожарных начали стаскивать с бочек, с машин, бросать в них камнями и палками. Наконец стали делать на них нападения с целью избить. После этого пожарники отступили. Огонь охватил надворные постройки и дома Кочанова и Трещаловой. В толпе начались подстрекательства к разгрому и грабежу. В окна дома Смердина полетели кирпичи. Вытащенное из домов имущество начали расхищать, а затем начался настоящий кошмар. Грабители начали разбивать склады, магазины, имущество из которых понесли и повезли по всем направлениям города. Тащили мужчины, женщины и подростки.
В Барнауле для прекращения беспорядков – войска открыли огонь по толпе. От стрельбы и пожара погибло около четырехсот человек.
Мобилизация сопровождалась массовыми беспорядками, погромами, поджогами и убийствами. Самым известным стал Лысьвенский погром.
Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918). Владислав Аксенов.
На Лысьвенском заводе с мая 1914 г. тянулась перманентная череда конфликтов (преимущественно экономического содержания) рабочих с заводской администрацией, однако объявление о мобилизации подлило масла в огонь: рабочие и запасные потребовали выплаты зарплаты за два месяца вперед и пособия из средств, которые ранее были пожертвованы графом П. П. Шуваловым на просветительские цели. Управляющий Онуфрович не смог договориться с толпой и решил применить насилие – достал револьвер и выстрелил (после того как один рабочий его ударил). Затем заперся в здании заводского управления, в котором, помимо управляющего, находились помощник исправника, полицейский надзиратель, околоточный надзиратель, четыре стражника, а также главный бухгалтер Крепышев, помощник Семенов и счетовод Никулин.
Толпа пыталась ворваться в здание, но осажденные забаррикадировались и держали оборону. Это только еще больше возбудило толпу, у которой появилось оружие. Так, следствием было установлено, что по крайней мере один человек – запасной нижний чин из мастеровых Павловской волости и завода Алексей Касьянов – из ружья стрелял по окнам заводской конторы. Когда осаждавшие поняли, что в здание им ворваться не удастся, появилась идея сжечь осажденных заживо. С этой целью из подвала соседнего здания купца Чащина выкатили три бочки с керосином и, черпая керосин ковшами и ведрами, принялись поливать стены заводоуправления. Заодно выплескивали керосин на соседние административные постройки. Кроме того, в керосине мочили тряпки и куски рогож и швыряли их в окна. Первым вспыхнуло здание лесничества, затем дома служащих завода, потом дом купца Чащина, но каменный дом управления не загорался. «Тогда часть толпы направилась к волостному пожарному сараю, сломала замки у дверей и выкатила пожарную машину, приемный рукав которой вложили в одну из бочек, и стала качать керосин в главное здание, которое после этого и загорелось… Прибывший для оказания помощи брандмейстер заводской пожарной команды Иванов, пытавшийся приступить к тушению пожара, был толпой зверски убит… Между тем осажденные в здании Управления, видя приготовление толпы к пожару, решили бороться с огнем, чему много способствовал оказавшийся наверху, во втором этаже здания, большой бак с водой, откуда шел резиновый рукав. Пока вода не истекла, что продолжалось почти до 3?х часов дня, огонь удалось заливать, но затем положение стало совершенно критическим и безвыходным. Жар и едкий дым не давали осажденным возможности оставаться долее в горевшем здании и пришлось ретироваться… Часть служащих, бывших до того в здании, успела уйти из пылавшего здания, все остальные почти одновременно выскочили через окно во двор. Было около 4 часов дня. Киселев и Онуфрович с Епимаховым выскочили вместе, причем последнему удалось перебежать улицу. Но в это время он был замечен толпой, которая извлекла его из-под экипажа, куда он пытался спрятаться, и начала его избивать кольями, жердями, кирпичами и поленьями. Несчастный был тотчас же убит. Некоторые тут же обыскали его карманы и взяли револьвер. Выбежавшему Онуфровичу толпа сразу преградила путь возле здания конторы лесничества. Видя неизбежный конец и не желая отдаваться живым в руки разъяренной черни, Онуфрович пытался покончить с собой выстрелом из револьвера, но толпа окружила его и не дала возможности привести в исполнение это намерение… подвергла его самому зверскому избиению и прикончила. Помощнику исправника Киселеву удалось забежать во двор одного дома и укрыться в погребе. Бросившаяся толпа за ним не могла долго овладеть Киселевым, который стрелял из погреба в пытавшихся проникнуть туда. Тогда толпа стала при помощи жердей выворачивать пол погреба, затем притащили пожарную машину и стали лить воду, но за неимением воды вскоре перестали. Тогда, с целью извлечь Киселева решили поджечь постройку и с этой целью была принесена солома, но бывшие в стороне люди не дозволили поджога из опасения сжечь селение. После этого в Киселева стали тыкать жердями с надетыми на концах вилами… Лишь после снятия досок с верха погреба удалось выстрелами ранить Киселева и извлечь его оттуда с помощью веревочной петли за ноги. Но и тут еще не удалось овладеть им: Киселев уперся о ступеньки крыльца и со связанными ногами удерживал несколько минут револьвером напор толпы и лишь, израсходовав все патроны, переломил на колене револьвер и со словами: „не вам и не мне“ швырнул его в сторону, по очереди очутился в полной власти нападавших, которые добили его палками и жердями. На остальных выбежавших из здания людей толпа также набрасывалась и немедленно убивала, преимущественно ударами палок и камней по голове», – рассказывали впоследствии «Пермские ведомости». Толпа не просто убивала представителей власти, но и предварительно издевалась над ними – в раны умирающих вставляли папиросы.
Хотя беспорядки в Лысьве в целом носили стихийный и неорганизованный характер, в действиях толпы просматривался и рациональный момент – чтобы воспрепятствовать прибытию войск, бунтовщики перерезали телеграфные и телефонные провода, подожгли деревянный мост соединительной железнодорожной ветки.
В ходе беспорядков было убито 13 и ранено 10 человек, более 100 человек арестовано. 84 человека было предано суду, сорок пять человек были признаны виновными и получили приговоры, из них двадцать два человека – к смертной казни. Опасаясь новых беспорядков, смертный приговор утвердили только десяти из них.
Так как был введен сухой закон, пили все что горит. Так, например, в городе Нижний Ломов Пензенской губернии аптекарь Юнеев из-под полы продавал некий «бальзам» которым отравились пятьдесят призывников, из них одиннадцать – до смерти. Часто громили парикмахерские с целью захватить и выпить одеколон.
Сама мобилизация была проведена преступно плохо.
Из донесения губернатора Самарской губернии
В настоящее время в местах расквартирования призванные по мобилизации запасные и ратники ополчения, хотя и размещены в подлежащей части, но полное сформирование этих частей еще не закончено. Не говоря уже о том, что в мобилизованных запасных частях и ополченческих дружинах не замещен еще весь штат офицерского состава, нижние чины не введены в режим казарменной жизни и в разрозненном виде праздно проводят время по обывательским помещениям. При всем этом нельзя не обратить внимания на то, что многие из призванных еще не обмундированы и это обстоятельство в значительной степени создает затруднения в должном наблюдении за ними со стороны военного начальства. Таким образом, собранные части запаса представляют собой в данный момент огромную по числу недисциплинированную массу, надзор за которой, в силу указанных условий, представляется физически невозможным.
Письмо из Казани (Госархив)
Работы тут много. Каждый день пригоняют все новых и новых запасных. Уж даже девать некуда. Ни обмундировки, ни оружия, конечно, нет. И все это ходит грязное, оборванное. Как выведут, никак нельзя подумать, что это войско, а прямо сброд всякий. Есть и хулиганы, понятно… Постоянно массы народа недосчитываешься – где-то себе гуляют. Повидимому, организация всего этого дела пребезобразная. Например: к нам понаслали массу пехоты, а теперь велят обратно куда-то пересылать…
Еще одно письмо
Я все еще сижу в Лаишеве и завтра надеюсь кончить прием ратников. Несмотря на полный беспорядок, внесенный военным начальством, здесь обошлось все пока благополучно. В Чистополе же не совсем удачно. Народ там все разбойники, и можешь себе представить, их бросили на произвол судьбы, отправляя огромные партии по малым дорогам без провожатых. Шесть дней подряд проходили мимо моей усадьбы и все шесть дней поджигали мое имение в разных местах, и только благодаря дождю у меня остался сосновый лес… Кроме меня пострадали все лежавшие по дороге усадьбы, но только там не жгли, а грабили рожь и овес в снопах и разбивали стекла в окнах. Вообще видно, что идеи 1905–06 гг. глубоко пустили корни…
Пьяная орда «ратников» покатилась по стране подобно вражескому нашествию, по пути поджигая, грабя, насилуя и убивая. Помимо обывателей – избивали и убивали друг друга, расправлялись с офицерами, дезертировали при первой возможности…
…
Запасные нижние чины, призванные из Игуменского уезда Минской губернии, шли пешком в Минск по Игуменскому тракту, громя по пути винные лавки, заходя в близлежащие имения, вымогали деньги, забирали вещи, грабили и поджигали усадьбы.
По сообщению киевского губернатора, мобилизованные поджигали находящийся на полях в снопах овес, били стекла в домах, ломали изгороди.
В. Ф. Джунковский (министр внутренних дел)
Запасные сидели в вагонах, пьяных масса, градоначальник выкрикивал разные воодушевляющие патриотические слова, часть запасных кричали „ура“, другие же с озлобленными лицами показывали градоначальнику кулаки, из вагонов сыпались ругательства. Картина была омерзительная…
…
По дороге из Баку в Петербург товарищ министра внутренних дел наблюдал картины пьяных бесчинств запасных, которые на железнодорожных станциях бросались первым делом на штурм казенных винных лавок.
Арамилев В. В. В дыму войны…
Едем в Питер. Шестьсот новобранцев. Специальный поезд – двадцать теплушек. В вагон натолкали по тридцать душ. Тесно. Шумно… На вокзале тягостная сцена прощания. У каждого вагона голосят бабы – матери, жены, сестры… Никаких патриотических восторгов не видать… Вой сливается в истерические выкрики. Последний звонок… Толчок, царапающий нервы, лязг буферов… Толпа пришла в движение, смяла патрули и бросилась вслед за убегающими вагонами… Едем, едем, едем… Долго стоим на узловых станциях, на разъездах. Скорость – двести километров в сутки… В каждом вагоне множество туесов, бочонков с пивом и бражкой… Пьянка, веселье… На каждой остановке все вываливаются из нутра вагонов на платформу. Бесстыдно пристают к бабам, к девушкам, продающим ягоды, молоко… На каждой остановке – драки. Вагон на вагон, стенка на стенку… Заводские на деревенских. Уезд на уезд. В Вологде догнали эшелон новобранцев-вятичей, отправляющихся в Москву в пехоту. Через пять минут разыгрался форменный бой. Первое „крещение“. Вятичи в драке виртуозы. Пехота одолела императорскую гвардию. С диким гиканьем, с соловьиным разбойным посвистом гоняли вятичи наших под вагонами, обстреливая щебнем и увесистыми галями. Некоторых угнали за станцию, ловили поодиночке и избивали. Человек двадцать получили серьезные ранения: головы и лица в синяках, в крови. Одному распороли финкой живот… Когда драка приняла особо значительные размеры… начальник конвоя вызвал для ликвидации драки городскую пожарную команду. Старинный русский способ. Помогает, между прочим… Двенадцать душ так и не нашли. Пропали без вести… В вагоны натаскали груды щебня и песка. Во время движения поезда настежь открыты обе двери теплушки. И горе прохожему, попадающему в „сферу досягаемости“… Когда камень удачно попадет в висок или в темя прохожего, из вагонов несется одобрительный хохот… Кое-где в вагоны затащили девок и держат на положении арестованных… На станции „Уклейка“ разгромили буфет, разграбили все до последнего кусочка. Теперь громят на каждой станции… Ни увещевания генерала, ни назидания священника впрок не пошли. На первой же станции опять разгромили буфет, проломили голову буфетчику… Чем ближе подъезжаем в Петербургу, тем сильнее неистовствует и озорует эшелон. Бьют стаканы на телеграфных столбах, стекла в сторожевых будках и вокзалах, обрывают провода. В нашем вагоне появились ящики с продуктами, картинки, окорока, связки колбас, баранок. Трофеи. На одной немудрой станции встретили чуть не в штыки. О наших художествах была дана телеграмма местному начальнику гарнизона. Он выслал на вокзал дежурную полуроту в полной боевой готовности… Кое-кому из наших забияк пришлось познакомиться с прикладом русской трехлинейной винтовки… Архангелы с винтовками разгуливали под бортами вагонов, ехидно улыбаясь и многозначительно подмигивая. Только после третьего звонка из вагонов полетели камни, цветистая ругань, горсти песка. Наши мстили полуроте за „обиды“. Петербург. Все как-то сами по себе стушевались и вошли в „норму“.
Жандармский полковник Бардин
Следующие по Сибирской железной дороге эшелоны запасных громят вблизи станции закрытые винные лавки и опьяненные буйствуют на станциях, разбивают окна, в вокзалах грабят буфеты, избивают жандармов и стражников.
Уже во время мобилизации – беспорядки были не просто пьяными, они быстро приобретали политический характер. Мобилизованные матерной бранью отзывались на упоминание Царя или воинского долга, поднимали красные флаги, выкрикивали «долой самодержавие!». В Барнауле во время бунта топтали русский флаг и надругались над портретом Государя. Повсеместно раздавались призывы отправить на фронт полицейских, то есть крестьяне расценивали полицейских как коллективного врага и представителей оккупационной власти. Более грамотные (или более трезвые) крестьяне высказывались против защиты России вполне определенно: мы калуцкие (то есть калужские, война до нас не дойдет). В Барнауле во время бунта кричали, что мы жители Сибири и защищать Россию не обязаны. Уже тогда более проницательные люди понимали, что война закончится революцией и непонятен лишь ее (революции) исход.
ГА РФ. Ф. 102.
Когда я ехал по Сибири был как раз разгар мобилизации. Всюду шли разгромы казенок, убийства исправников и воинских начальников. Были попытки освобождения тюрем. Все это часто сопровождалось стрельбой по запасным, массовыми арестами и убийствами. Интересно, что запасные всюду относились к нам /политическим ссыльным/ сочувственно, приветствовали, передавали газетку, разговаривали о войне и пр.
Еще один миф – что «нутряная Россия» вся как один пошла выполнять свой патриотический гражданский долг. На самом деле уклонистов была масса и с самого начала возникли десятки способов «закосить» от войны. Люди скрывались, просили родных сообщать неверное место жительства (чтобы повестки не доходили), переезжали в другую губернию, устраивались на государственные заводы (чтобы была бронь). В материалах перлюстрации писем нередко встречаются сентенции на то, что на войну пошли вынужденно, только потому, что не хватило денег на взятку.
РГВИА. Ф. 763
Крестьянин деревни Нижние Лужицы, Лужицкой волости, Алексей Константинов Иванов призыва 1913 г. до объявления войны состоял учителем, а в 1915 г. по болезни был освобожден от исполнения воинской повинности и перечислен в ратники второго разряда. 6-го февраля сего года Иванов должен был явиться к местному воинскому начальнику. С целью уклониться от исполнения воинской повинности, располагая сравнительным достатком, Иванов зачислился на службу простым матросом к судовладельцу крестьянину той же деревни А. А. Егорову. По тем же сведениям, инженер Перново-Ревельского железнодорожного пути некто Кох (Камышев) пользуется репутацией взяточника и занимается определением на железнодорожную службу лиц призывного возраста. При содействии железнодорожного мастера некоего Семана, им были устроены на железнодорожную службу после объявления мобилизации следующие лица призывного возраста: Я. Тохвер, из Лайкскарской волости, усадебовладелец Я. Вилеп, из Каркуской волости, усадебовладелец И. Пярница, из Улаской волости, усадебовладелец И. Ризенберг из Вольтветской волости, А. Росман из Мойзекюля и др. По спискам, означенные лица числятся ремонтными рабочими, однако же очень часто отлучаются домой. В связи с приемом на службу новичков, увольняются старые рабочие, чему может служить пример увольнения некоего Пирса старшего служащего. По всей железнодорожной линии подобных фиктивных рабочих, будто бы, свыше ста человек.
…
Ваше Превосходительство. Я знаю из достоверного источника, что в музыкальной команде Л. Гв. Семеновского полка есть много присосавшихся негодяев, которые не хотят служить Царю и родине. Между ними главную роль играет и состоит главным вербовщиком богатых людей в эту милую команду рядовой этой команды, который тоже укрылся от прямого долга, Иван Свинтусов, с помощью которого устраиваются за деньги в эту команду числются там и совершенно службы не посещают, заплатив деньги старшему музыканту. Для примера могу вам указать, хотя бы на двух лиц вот этот негодяй Свинтусов и его ставленник Михаил Курицын и много других артельщики, артисты и пр.
Луга, из доноса мещанина Игнатьева
Я заявляю Вашему Высокопревосходительству, что у нас находится один еврей, владелец часового магазина Генрих Минкович, проживающий в г. Луге по Успенской улице в д. № 2. Я знаю, что его не по закону освободили от военной службы. Прошу Вас освидетельствовать его, по какой статье его освободили от военной службы. У нас в городе ходят слухи, что он освобожден за деньги и он однажды сам говорил мне, что пусть служат те, кому надо, но я не дурак служить теперешнее время за даром и лезть под немецкие пули, пусть воюют русские, а наш брат еврей пусть погуляет за их здоровье. Это он говорил, когда был пьяный, но как не обидно нашему русскому человеку слышать такие слова от паршивого жида…
Массовое уклонение от воинской службы породило и массовые доносы на уклонистов – настолько массовые, что осенью 1914 года государство вынуждено было создать комиссию для проведения полного медицинского переосвидетельствования негодных к воинской службе. По результатам ее работы – по некоторым губерниям процент признанных годными на повторном переосвидетельствовании доходил до пятидесяти процентов.
Стоимость белого билета составляла 400-500 рублей, при среднегодовом доходе рабочего за пределам Петербурга в 320 рублей.
У кого таких денег не было – прибегали к членовредительству или дезертировали. По свидетельствам М. В. Оськина, в 1915 году. на Северном фронте самострелы составляли до 25% от всех ранений. Начальник штаба Ставки М. В. Алексеев упоминал, что побеги нижних чинов с поездов в 1914 г. составляли 20% от общего количества мобилизованных. Люди бежали поодиночке и целыми вагонами, иногда убивая военного начальника, приставленного к ним.
Ну как, достаточно?
Вопрос - почему вообще стало возможно такое?
Надо понимать, что в России образца 1914 года крестьяне и горожане были если и не двумя разными народами, то двумя разными обществами уж точно. Крестьянское общество ни в каком смысле не было гражданским, оно было в чем-то похоже на африканское – при этом городское общество вполне соответствовало уровню Европы. Ценность закона стремилась к нулю, а социально приемлемое поведение обеспечивалось совсем другими механизмами – авторитетом общины, старших членов семьи, крестьянского схода. Потому обычный крестьянин призывного возраста, находясь в пределах своего обычного ареала обитания (деревня, город, куда пошел что-то продать, отхожий промысел) – не мог себе позволить и десятой доли того, что началось после мобилизации. Хулиганство, изнасилование, драка – все это моментально пресекалось, допустивший это наживал в общине врагов, рисковал смертью, поджогом дома, изгнанием из общины, избиением до смерти.
Мобилизация 1914 года для такого призывного контингента была подобна взведенному механизму бомбы. В один момент сложились и усилили друг друга сразу несколько травмирующих факторов.
- несвоевременность мобилизации – перед уборкой урожая, вызывающая типично крестьянский гнев за пропавший урожай
- страх перед неизвестностью (уже два поколения большой войны не знали)
- лишение привычной социальной анестезии – доступа к спиртному
- память о произошедшем в 1905-1907 году, не утихшая ненависть к власти
- выход из привычной системы контроля – сотни тысяч молодых мужчин оказались собранными в однородную по возрасту массу без контроля старших членов семьи (большаков) – при том что в крестьянской России эмансипация (то есть, выделение из большой семьи) происходила поздно, и даже заключив брак, молодой крестьянин продолжал проживать в большой семье, не имея никаких прав и во всем подчиняясь отцу.
И этот призывной контингент – собрали и бросили на фронт, без должного слаживания, без подготовки, спешно. В один момент – сотни тысяч молодых мужчин оказались вырваны из привычного мира и отправлены на фронт, при этом с самых первых минут они оказались полностью исключены из привычной им системы социального контроля. Стоит ли удивляться тому, что в итоге произошел социальный взрыв? По сути, чудо, что он не произошел еще раньше, году этак в пятнадцатом.
Из приведенных фактов видно, что крестьянский мир к тому времени не воспринимал русское государство как свое и власть Царя как свою, готовясь восстать при первой возможности. Отношение к полиции, к Царю, к воинскому долгу – показывает, что крестьяне воспринимали власть как оккупационную. 1905 год не был забыт. Что же касается лжи о великолепно проведенной мобилизации, ее первым запустил военный министр Сухомлинов, который прямо и отвечал за мобилизацию. Ее подхватили довольно немногочисленные патриоты, те самые, которые во время мобилизации ходили демонстрациями и схватывались на кулаках с рабочими с красными флагами. Более проницательные отмечали, что крестьянству эта война не нужна была с самого начала и государству, а так же патриотически настроенной части общества так и не удалось достучаться до простого крестьянина и объяснить, для чего ведется эта война и почему он должен исполнять воинский долг.
Можно ли было воевать с такой армией? Видимо можно – но лишь при наличии опытного офицерского и сержантского состава, хорошо налаженной службы пропаганды, а так же при наличии явных побед. В этом смысле поспешная операция в Восточной Пруссии, предпринятая в интересах союзников – была смерти подобна, как и ввод в бой Гвардии. Если бы война шла по довоенному плану, с основным ударом против Австрии – достигнутые победы вполне смогли бы спаять армию в единое целое.
А теперь рассмотрим вопрос еще глобальнее.
К 1914 году – Россия представляла собой своеобразную метрополию с колонией в самой себе – то есть, города и городское население были метрополией, а деревня – колонией. Этих практик самоколониализма – не стоит стыдиться. По сути, через такую практику прошла вся Европа – в какой-то момент, города достигали такого развития, что происходил качественный скачок для проживающих в них, и потом уже перед другим, «городским» народом – вставала проблема колонизации собственной деревни. Современные европейские политические нации – представляют собой продукт такой самоколонизации. Причем по времени – Россия не слишком то отставала от Западной Европы в этом процессе. Только у России не получилось – события 1917 года можно рассматривать и как антиколониальное восстание.
Но почему это произошло?
Помимо стечения неблагоприятных обстоятельств (война) – было еще два фактора, приведших к такому печальному итогу:
- Отсутствие либо отнятой территории, которую надо вернуть (Эльзас и Лотарингия), либо нахождения в составе империи, от которой надо освободиться (Хорватия, Чехословакия) либо смертельного врага на границе (Франция и Германия). Парадокс – но именно успешность России сыграла крайне отрицательную роль. Не было кого-то, против кого надо дружить. Не было смертельной угрозы, оправдывающей издержки единения верхов и низов.
- конфликт власти и гуманитарной интеллигенции. Такого давнего, застарелого конфликта не было ни в одной европейской стране. Причем с научно-технической интеллигенцией власти удалось найти общий язык в силу ее востребованности и вот именно она – и обеспечивала европейскую Россию, с железными дорогами, паровозами, самолетами, кораблями и изобретениями, намного опережающими время. Если вспомнить, уже в 1911 году русские инженеры задумались о возможности построения ядерного реактора. А вот с гуманитарной интеллигенцией – конфликт обострился до степени взаимоисключения – тот путь, который она предлагала, полностью противоречил тому, по которому Россия шла. Именно гуманитарная интеллигенция раз за разом поднимала народ на смертельный бой с властью вместо того, чтобы подобно европейским интеллигенциям прорабатывать культурное единение страны, сшивать город и деревню в единое целое. Два критических заблуждения русской гуманитарной интеллигенции, которые обошлись нам очень дорого: то, что культурно не деревня должна соответствовать городу, а город – деревне, и концепция нестяжательства, народа – монаха, смертельная борьба с мещанством и обуржуазиванием, которая русская интеллигенция катастрофически проиграла в брежневские времена, и итогом проигрыша которой стала нынешняя капиталистическая Россия. Но платой за этот проигрыш – стали два развала страны.