Суспильна дияльность Дианы Макаровой
https://www.facebook.com/fondDM/
О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ПОЛЕВЫХ ДОПРОСОВ
- Сам-то я из Донецка. – небрежно сказал он, и я оживилась.
Когда мы сели в это такси - девочки позади, я спереди – я была уставшей, размякшей, ещё не выздоровевшей окончательно…
… думаю, только это обстоятельство спасло потом ему жизнь.
А началось всё безобидно.
- Выключите музыку, пожалуйста. – попросила я.
- Конечно. Пожалуйста. – выключил.
Музыка тихо-тихо на заднем фоне. Я улыбнулась – редкий таксист выключит музыку совсем, целиком и полностью. Иногда мне кажется, что это всемирный заговор радиостанций и таксистов. Этакая взаимореклама.
.
- Выключите музыку полностью. – улыбнулась я.
- Ах, извините. Да, конечно. – выключил.
Едем. Ёрзает. Хочет поговорить. Начинает:
- А вот вы музыку не любите…
- Почему, очень любим. – возразила с заднего сидения Тигра.
- А какую? – спросил.
- Хорошую. – веско ответила я.
- Так у меня хорошая. У меня вся музыка хорошая. Я звукооператором всю жизнь работал. – начал суетиться. – И сейчас с музыкантами здесь у вас дружу.
«Здесь у вас» удивило.
Он продолжал:
- Вот вы же тоже музыканты, может, слышали, такую группу «Бетховен»?
- Конечно. – сказала я.
- Так мы дружим с клавишами из «Бетховена». – гордо сказал он. – Там у них сегодня у мамы день рождения, мне надо быть у них за городом. А вот смотрите, какая у меня музыка.
Мы устало улыбнулись.
- Вот Эрос Рамазотти. – продолжил он. – Чем плохая музыка?
- Хорошая. – ответила я. – Хорошая качественная попса.
- Ну, вот. Сами сказали, что хорошая. А это я вам ещё не ставил же свою грузинскую музыку.
- А вы грузин? – удивились мы, заглядывая ему в лицо.
Бледный, очень бледный. Похоже, что болеет. Плохо выбрит. В лице ничего ярко-кавказского. Ну, бывает.
- Да, я грузин. А машина на киевских номерах. Когда ехал в Крым, таможенники удивлялись.
- Сейчас ехали в Крым? А почему? – слегка подняла брови я.
- Да мать вёз отдыхать. Там у неё знакомые, друзья…
- Ну, в Крыму сейчас отдыхать не очень... – вбросила я туманно.
- Да, но это ж мать хотела. А дочку я повезу в Батуми. Я на родину часто езжу. Я сам из Тбилиси, а отдыхаем в Батуми. Так вот, когда ехал в Крым, таможенники удивлялись. Сам грузин, фамилия и имя. Номера на машине киевские. Прописка донецкая. Сам-то я из Донецка. И еду в Крым. Ну, всё перемешалось!
И тут я оживилась.
- Давно из Донецка?
- Шестнадцатый.
- А почему так долго сидели? Чего ждали?
- Мать у меня после третьего инсульта. Ехать тогда ещё не могла. – охотно объяснил он. – А сейчас уже ничего, вот в Крым ездит. Да я бы там и остался, там хорошо. Но мать же…
- В Донецке хорошо? – удивилась я.
- Конечно. – безмятежно ответил он. – Там друзья, соседи. И вообще хорошо.
- Так в чём же дело? Берите мать и езжайте.
- Нет, матери там нельзя. Там обстрелы. – посуровел он.
- А вы, значит, обстрелы любите? –усмехнулась я.
- Та не дай Бог. Я полтора года пролежал под этими обстрелами.
- Где пролежали? В окопах? – безмятежно спросила я.
Тигра на заднем сидении приготовилась и похлопала Габи по колену – не вмешивайся, мол, мать начинает концерт.
- Нееееет, что вы. Я не воевал. – как-то очень быстро застеснялся он. – На полу лежал.
- А где у вас квартира в Донецке?
- А в киевском районе. Была. Продал. – коротко ответил он.
- Киевский это да. Я по телевизору слышала, что этот район очень опасный. – посочувствовала я.
- Не то слово! – мгновенно поддался он моему сочувствию.
Клиент созрел, можно было начинать работать.
- А почему не воевали? Говорят, там платят. – спросила я полуравнодушно.
- Да я против войны. – ответил он.
- А кто же за войну? Я таких и не встречала. – заметила я.
- За войну? Да многие. – со злостью ответил он.
- Даже не представляю, как это можно быть за войну? По телевизору говорят, что там российские войска. Они за войну?
- Да нет там российских войск!
- Ну, сепаратисты, я не знаю…
- Да нет там никаких сепарати… Ну, что вы всё сепаратисты, сепаратисты…
Я извинительно улыбнулась.
- Ну, я просто не понимаю, как это можно быть за войну? Что это за люди, которые за войну? – пояснила я.
- А вот правительство украинское! Оно за войну! Батальйоны всякие частные! – воскликнул он.
- Аааааа… - понимающе протянула я.
- Я там был, я лежал под обстрелами. И что я, не пойму, кто и откуда стрелял? – горько сказал он.
- И кто? – сочувственно спросила я. – Неужели украинская армия?
- Конечно! Но в основном эти частные батальоны. Их же даже за пять километров было видно!
- Какие это частные батальоны? Не понимаю. – огорчилась я.
- Ну, батальон Донбасс. Правый Сектор. И Азов. Ещё Днепр. Я что, не рассмотрю, где армия, а где частные батальоны? Или не увижу направление обстрела? – важно ответил он.
- Даже не представляю. – лениво ответила я. – Я бы не рассмотрела. Но я женщина, женщины в таком вообще не разбираются. И на войне я не была.
- Рассмотрели бы. И расслышали. – покровительственно ободрил он меня. – Если бы жили в Донецке и за пятьсот метров лежали.
- Вы же сказали, за пять километров. – удивилась я.
Он осёкся, а я продолжала.
- Это вы жили так близко к передовой? Ужас. Пятьсот метров от окопов??? – восхищённо распахнула я глаза.
- Ну, не жил. Жил я-то дальше. Это когда окоп в окоп. – пояснил он мне, милой дурочке.
- И что там видно, окоп в окоп? Даже форму можно рассмотреть? – ещё шире распахнула я восхищённые свои глаза.
- Конечно! – снисходительно улыбнулся он.
- И что, форма так сильно отличается? – не поверила я.
- Сильно. Например, Правый сектор. Эти всегда в чёрном. – начал он объяснять. – ВСУ, те в своей, всу-шной. Там нашивки всякие, даже группу крови можно рассмотреть.
- И вы это из своего окопа даже группу крови рассмотрели? – вдохновенно, вся порыв и восхищение, но не без недоверчивости, подалась к нему я.
Он снова осёкся и ответил уже без улыбки:
- Нет, я в окопе не был. Я не воевал, я же вам говорил.
- Так а форма… - разочарованно протянула я. – Понимаете, такие вещи людям надо знать. По телевизору-то одно…
- А мне соседи рассказывали. – сказал он. – У меня в подъезде двадцать человек воюют.
- И сколько получают? – спросила я. – Жить можно?
- Пятнадцать-двадцать тысяч рублей. – ответил он и тут же уточнил. – Русских.
Русских там нет, но платят русскими рублями – наш новый друг палился на каждом слове. Но я не стала его ловить – меня очень интересовали эти чёткие пять километров и пятьсот метров. И очень хотелось ему посочувствовать ещё, чтобы узнать точнее, где он там под обстрелами лежал?
Полтора года.
Но маршрут подходил к концу. Мы подъезжали к дому.
- А как вас зовут? – спросила я.
- Михаил. - ответил он.
- О, нет. У вас, должно быть, какое-то грузинское имя. Не может быть, чтобы просто Михаил. Скажите, я смогу произнести. - улыбнулась я.
- Ну, Мишико… - ответил он, стесняясь.
- Класс. – восхищённо произнесла я. – Скажите, Мишико, вы же скучаете по Донецку? Я по вам вижу, что скучаете.
- Скучаю. – признался он. – Там хорошо. Скоро вот поеду.
- Но туда же можно нормально ездить, правда?
- Конечно. Пропускают свободно. – ответил он.
- И часто вы ездите?
- Нет. Ни разу с тех пор не был. – быстро ответил он. – Но вот собираюсь. С друзьями повидаться.
- Что-то повезёте? Я слышала, что там проблема с продуктами. – снова посочувствовала я.
- Да что туда везти? Всё там есть. Вкусно и дёшево. – гордо ответил он.
- Ну, я не знаю. Друзьям что-нибудь.
- Да всё у них есть. Нет, я так, встретиться, поговорить.
- Мда… Интересный вы грузин. – сказала я. – А вы же настоящий грузин, ведь правда? Или наполовину?
- Наполовину. Папа у меня был грузин. А так я женат на русской. – сказал он. – Жена живёт здесь в Киеве. И дети здесь.
- И фамилия, небось грузинская? – распахнула я глаза снова. – Я обожаю грузинские фамилии. Они так красиво звучат. Вот взять хоть Джапаридзе!
Он засмеялся.
- А ваша как фамилия? – спросила я.
И тут он напрягся.
Промолчал.
Мы подъехали к дому.
Я достала деньги из сумочки и сказала Тигре:
- Сфотографируй номера машины.
Затем повернулась к Мишико и объяснила:
- Разговор записан. Сегодня будет передан в СБУ.
Он побелел ещё больше.
- Передавайте! Я не боюсь вашего СБУ! – взвизгнул он, как рванул рубашку на груди, всех не перестреляешь и кто хочет комиссарского тела.
- Мать, высший пилотаж. - хохотнула Тигра, когда синее Вольво рвануло от наших ворот. - Кажется, это называется полевой допрос.
- Ласковый допрос. - кивнула я.
… и вот я думаю – очень похоже, что эти пятьсот метров окоп в окоп вылежаны им лично, полтора года от начала войны.
Теперь он в Киеве, возит маму в Крым, а дочь в Батуми.
По его словам, он пережил войну в Грузии, там тоже войну хотел саакашвили, но только не Россия.
Но едет отдыхать он почему-то не в абхазский город Сухуми, а в грузинский Батуми.
А там подсоберёт денег и в Европу махнёт по безвизу.
А не будет хватать таксистского заработка – всегда есть где подработать. Из Донецка и в Донецк ведь пускают-выпускают запросто. По базе он явно не числится.
И я вот ещё думаю – возможно, кому-то пригодятся эти сведения?
Мишико, больше сорока лет.
Работает в Ред-такси, машина Вольво, синяя АА 87-59 РС
Может, кто-то захочет поговорить с Мишико?
Чувак легко колется. Явно пьющий – и если с ним выпить, это ж будет любо-дорого. Болтун – находка для шпиона.
А поговорить с ним нужно. Пока к этому идиоту не подсел какой-нибудь фронтовик и не убил его после первых пяти минут общения.
Зачем хорошим парням в тюрьму садиться?
Да и донецкий путь нашего грузина может быть очень интересным.
А?
давайте, сделаем Мишико известным, что ли?
А мы все еще гадаем - кто написал четыре миллиона доносов...
О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ПОЛЕВЫХ ДОПРОСОВ
- Сам-то я из Донецка. – небрежно сказал он, и я оживилась.
Когда мы сели в это такси - девочки позади, я спереди – я была уставшей, размякшей, ещё не выздоровевшей окончательно…
… думаю, только это обстоятельство спасло потом ему жизнь.
А началось всё безобидно.
- Выключите музыку, пожалуйста. – попросила я.
- Конечно. Пожалуйста. – выключил.
Музыка тихо-тихо на заднем фоне. Я улыбнулась – редкий таксист выключит музыку совсем, целиком и полностью. Иногда мне кажется, что это всемирный заговор радиостанций и таксистов. Этакая взаимореклама.
.
- Выключите музыку полностью. – улыбнулась я.
- Ах, извините. Да, конечно. – выключил.
Едем. Ёрзает. Хочет поговорить. Начинает:
- А вот вы музыку не любите…
- Почему, очень любим. – возразила с заднего сидения Тигра.
- А какую? – спросил.
- Хорошую. – веско ответила я.
- Так у меня хорошая. У меня вся музыка хорошая. Я звукооператором всю жизнь работал. – начал суетиться. – И сейчас с музыкантами здесь у вас дружу.
«Здесь у вас» удивило.
Он продолжал:
- Вот вы же тоже музыканты, может, слышали, такую группу «Бетховен»?
- Конечно. – сказала я.
- Так мы дружим с клавишами из «Бетховена». – гордо сказал он. – Там у них сегодня у мамы день рождения, мне надо быть у них за городом. А вот смотрите, какая у меня музыка.
Мы устало улыбнулись.
- Вот Эрос Рамазотти. – продолжил он. – Чем плохая музыка?
- Хорошая. – ответила я. – Хорошая качественная попса.
- Ну, вот. Сами сказали, что хорошая. А это я вам ещё не ставил же свою грузинскую музыку.
- А вы грузин? – удивились мы, заглядывая ему в лицо.
Бледный, очень бледный. Похоже, что болеет. Плохо выбрит. В лице ничего ярко-кавказского. Ну, бывает.
- Да, я грузин. А машина на киевских номерах. Когда ехал в Крым, таможенники удивлялись.
- Сейчас ехали в Крым? А почему? – слегка подняла брови я.
- Да мать вёз отдыхать. Там у неё знакомые, друзья…
- Ну, в Крыму сейчас отдыхать не очень... – вбросила я туманно.
- Да, но это ж мать хотела. А дочку я повезу в Батуми. Я на родину часто езжу. Я сам из Тбилиси, а отдыхаем в Батуми. Так вот, когда ехал в Крым, таможенники удивлялись. Сам грузин, фамилия и имя. Номера на машине киевские. Прописка донецкая. Сам-то я из Донецка. И еду в Крым. Ну, всё перемешалось!
И тут я оживилась.
- Давно из Донецка?
- Шестнадцатый.
- А почему так долго сидели? Чего ждали?
- Мать у меня после третьего инсульта. Ехать тогда ещё не могла. – охотно объяснил он. – А сейчас уже ничего, вот в Крым ездит. Да я бы там и остался, там хорошо. Но мать же…
- В Донецке хорошо? – удивилась я.
- Конечно. – безмятежно ответил он. – Там друзья, соседи. И вообще хорошо.
- Так в чём же дело? Берите мать и езжайте.
- Нет, матери там нельзя. Там обстрелы. – посуровел он.
- А вы, значит, обстрелы любите? –усмехнулась я.
- Та не дай Бог. Я полтора года пролежал под этими обстрелами.
- Где пролежали? В окопах? – безмятежно спросила я.
Тигра на заднем сидении приготовилась и похлопала Габи по колену – не вмешивайся, мол, мать начинает концерт.
- Нееееет, что вы. Я не воевал. – как-то очень быстро застеснялся он. – На полу лежал.
- А где у вас квартира в Донецке?
- А в киевском районе. Была. Продал. – коротко ответил он.
- Киевский это да. Я по телевизору слышала, что этот район очень опасный. – посочувствовала я.
- Не то слово! – мгновенно поддался он моему сочувствию.
Клиент созрел, можно было начинать работать.
- А почему не воевали? Говорят, там платят. – спросила я полуравнодушно.
- Да я против войны. – ответил он.
- А кто же за войну? Я таких и не встречала. – заметила я.
- За войну? Да многие. – со злостью ответил он.
- Даже не представляю, как это можно быть за войну? По телевизору говорят, что там российские войска. Они за войну?
- Да нет там российских войск!
- Ну, сепаратисты, я не знаю…
- Да нет там никаких сепарати… Ну, что вы всё сепаратисты, сепаратисты…
Я извинительно улыбнулась.
- Ну, я просто не понимаю, как это можно быть за войну? Что это за люди, которые за войну? – пояснила я.
- А вот правительство украинское! Оно за войну! Батальйоны всякие частные! – воскликнул он.
- Аааааа… - понимающе протянула я.
- Я там был, я лежал под обстрелами. И что я, не пойму, кто и откуда стрелял? – горько сказал он.
- И кто? – сочувственно спросила я. – Неужели украинская армия?
- Конечно! Но в основном эти частные батальоны. Их же даже за пять километров было видно!
- Какие это частные батальоны? Не понимаю. – огорчилась я.
- Ну, батальон Донбасс. Правый Сектор. И Азов. Ещё Днепр. Я что, не рассмотрю, где армия, а где частные батальоны? Или не увижу направление обстрела? – важно ответил он.
- Даже не представляю. – лениво ответила я. – Я бы не рассмотрела. Но я женщина, женщины в таком вообще не разбираются. И на войне я не была.
- Рассмотрели бы. И расслышали. – покровительственно ободрил он меня. – Если бы жили в Донецке и за пятьсот метров лежали.
- Вы же сказали, за пять километров. – удивилась я.
Он осёкся, а я продолжала.
- Это вы жили так близко к передовой? Ужас. Пятьсот метров от окопов??? – восхищённо распахнула я глаза.
- Ну, не жил. Жил я-то дальше. Это когда окоп в окоп. – пояснил он мне, милой дурочке.
- И что там видно, окоп в окоп? Даже форму можно рассмотреть? – ещё шире распахнула я восхищённые свои глаза.
- Конечно! – снисходительно улыбнулся он.
- И что, форма так сильно отличается? – не поверила я.
- Сильно. Например, Правый сектор. Эти всегда в чёрном. – начал он объяснять. – ВСУ, те в своей, всу-шной. Там нашивки всякие, даже группу крови можно рассмотреть.
- И вы это из своего окопа даже группу крови рассмотрели? – вдохновенно, вся порыв и восхищение, но не без недоверчивости, подалась к нему я.
Он снова осёкся и ответил уже без улыбки:
- Нет, я в окопе не был. Я не воевал, я же вам говорил.
- Так а форма… - разочарованно протянула я. – Понимаете, такие вещи людям надо знать. По телевизору-то одно…
- А мне соседи рассказывали. – сказал он. – У меня в подъезде двадцать человек воюют.
- И сколько получают? – спросила я. – Жить можно?
- Пятнадцать-двадцать тысяч рублей. – ответил он и тут же уточнил. – Русских.
Русских там нет, но платят русскими рублями – наш новый друг палился на каждом слове. Но я не стала его ловить – меня очень интересовали эти чёткие пять километров и пятьсот метров. И очень хотелось ему посочувствовать ещё, чтобы узнать точнее, где он там под обстрелами лежал?
Полтора года.
Но маршрут подходил к концу. Мы подъезжали к дому.
- А как вас зовут? – спросила я.
- Михаил. - ответил он.
- О, нет. У вас, должно быть, какое-то грузинское имя. Не может быть, чтобы просто Михаил. Скажите, я смогу произнести. - улыбнулась я.
- Ну, Мишико… - ответил он, стесняясь.
- Класс. – восхищённо произнесла я. – Скажите, Мишико, вы же скучаете по Донецку? Я по вам вижу, что скучаете.
- Скучаю. – признался он. – Там хорошо. Скоро вот поеду.
- Но туда же можно нормально ездить, правда?
- Конечно. Пропускают свободно. – ответил он.
- И часто вы ездите?
- Нет. Ни разу с тех пор не был. – быстро ответил он. – Но вот собираюсь. С друзьями повидаться.
- Что-то повезёте? Я слышала, что там проблема с продуктами. – снова посочувствовала я.
- Да что туда везти? Всё там есть. Вкусно и дёшево. – гордо ответил он.
- Ну, я не знаю. Друзьям что-нибудь.
- Да всё у них есть. Нет, я так, встретиться, поговорить.
- Мда… Интересный вы грузин. – сказала я. – А вы же настоящий грузин, ведь правда? Или наполовину?
- Наполовину. Папа у меня был грузин. А так я женат на русской. – сказал он. – Жена живёт здесь в Киеве. И дети здесь.
- И фамилия, небось грузинская? – распахнула я глаза снова. – Я обожаю грузинские фамилии. Они так красиво звучат. Вот взять хоть Джапаридзе!
Он засмеялся.
- А ваша как фамилия? – спросила я.
И тут он напрягся.
Промолчал.
Мы подъехали к дому.
Я достала деньги из сумочки и сказала Тигре:
- Сфотографируй номера машины.
Затем повернулась к Мишико и объяснила:
- Разговор записан. Сегодня будет передан в СБУ.
Он побелел ещё больше.
- Передавайте! Я не боюсь вашего СБУ! – взвизгнул он, как рванул рубашку на груди, всех не перестреляешь и кто хочет комиссарского тела.
- Мать, высший пилотаж. - хохотнула Тигра, когда синее Вольво рвануло от наших ворот. - Кажется, это называется полевой допрос.
- Ласковый допрос. - кивнула я.
… и вот я думаю – очень похоже, что эти пятьсот метров окоп в окоп вылежаны им лично, полтора года от начала войны.
Теперь он в Киеве, возит маму в Крым, а дочь в Батуми.
По его словам, он пережил войну в Грузии, там тоже войну хотел саакашвили, но только не Россия.
Но едет отдыхать он почему-то не в абхазский город Сухуми, а в грузинский Батуми.
А там подсоберёт денег и в Европу махнёт по безвизу.
А не будет хватать таксистского заработка – всегда есть где подработать. Из Донецка и в Донецк ведь пускают-выпускают запросто. По базе он явно не числится.
И я вот ещё думаю – возможно, кому-то пригодятся эти сведения?
Мишико, больше сорока лет.
Работает в Ред-такси, машина Вольво, синяя АА 87-59 РС
Может, кто-то захочет поговорить с Мишико?
Чувак легко колется. Явно пьющий – и если с ним выпить, это ж будет любо-дорого. Болтун – находка для шпиона.
А поговорить с ним нужно. Пока к этому идиоту не подсел какой-нибудь фронтовик и не убил его после первых пяти минут общения.
Зачем хорошим парням в тюрьму садиться?
Да и донецкий путь нашего грузина может быть очень интересным.
А?
давайте, сделаем Мишико известным, что ли?
А мы все еще гадаем - кто написал четыре миллиона доносов...